Сергей Суханов, директор пермского Института сердца: «Духовная специфика работы кардиохирурга – то, что он «моделирует» на операционном столе смерть» — Лидеры медицины и индустрии красоты — doctor59.ru — Медицина в Перми

Пермский Институт сердца – одно из самых активно развивающихся медицинских учреждений края, призванное к тому же работать с одной из самых проблемных отраслей медицины – кардиологией и сердечно-сосудистой хирургией. Как известно, одной из ведущих причин смертности в нашей стране, как и в целом в мире, остаются сердечно-сосудистые заболевания. Институт сердца работает в тесном контакте с Пермской государственной медицинской академией, научно-исследовательскими организациями РАН и РАМН на Западном Урале.

Практически с самого начала существования Института сердца как отдельной структуры под его эгидой в Перми проводятся научно-практические конференции по актуальным проблемам хирургии сердца и сосудов, в которых участвуют российские и мировые «звезды» кардиохирургии. О том, что дают Институту такие встречи и каковы перспективы развития кардиохирургии в Пермском крае, корреспондент Doctor59.ru побеседовал с директором пермского Института сердца, профессором Сергеем Сухановым.

Сергей Германович, скажите, какова практическая значимость сотрудничества Института с зарубежными специалистами? Что дают медицине края подобные конференции?

– Институт сердца занимается оказанием высокотехнологичной медицинской помощи, и опыт наших зарубежных коллег для нас очень важен. На последней прошедшей конференции – а всего в течение года мы проводим четыре таких мероприятия – кардиохирурги из США отметили с удивлением, что им казалось, что они едут учить, а на самом деле получается, что в чем-то они едут уже учиться. Я думаю, это показательно. Уникальность работы Института заключается ведь еще и в том, что мы работаем в довольно сложных условиях. Но по качеству проведенных на сегодняшний день операций по сравнению с мировыми показателями можно привести красноречивые цифры: в Европе нормой считается 98-процентный уровень удачных операций, скажем, при лечении ишемической болезни сердца (ИБС). И это нормально. Это тот показатель, который кардиохирургию делает не более опасной, чем сама жизнь. У нас по ряду направлений показатель удачных операций более 99%.

В кардиохирургии, сосудистой хирургии каждая операция – это спасенные жизни, без преувеличения. Проводимые нами конференции позволяют образовывать медицинскую общественность, они и задумывались именно с этой целью. В среднем в каждой конференции участвует около 150-200 человек. Напомню, последняя конференция была уже девятнадцатой по счету. Настоящие «звезды» кардиохирургии, сосудистой хирургии выступали с докладами, мы обсуждали новейшие технологии в нашей области, но что огорчает – пассивность пермских медиков, которые проводимые конференции игнорируют, хотя могли бы извлечь из них много пользы. Ну, например, из девяти пермских профессоров-кардиологов на последней конференции присутствовали только двое, не было главных кардиологов города и края, многих заведующих отделениями. Безобразие и инфантильность.

– А как вы думаете, почему так происходит?

– Такова наша российская ментальность. У нас медики по-настоящему учиться не любят. В Америке врач в рамках повышения квалификации тратит на обучение 500 часов в год. То есть он должен их потратить, иначе он просто не пройдет сертификацию. У нас на государственном уровне это тоже регламентируется: раз в пять лет каждый врач проходит обучение. Длится оно в среднем два месяца. Это намного меньше, чем в США. И для российского врача стажировка – это скорее развлечение, к сожалению. Я много раз наблюдал, как медики, уезжающие на стажировку, заводили бурные романы, например. Семьи заводили. Какое уж тут повышение квалификации.

– Как вы относитесь к проводимым сейчас национальным и региональным программам в области здравоохранения?

– Положительно. Бедственное положение российской медицины очевидно для всех. И тот факт, что власть предпринимает усилия для того, чтобы поддержать хотя бы отдельные направления, это большой плюс.

– Следующий вопрос касается как раз нововведений, которые должны последовать для Института сердца в этом году. Я имею в виду строительство медицинского городка в Камской долине. Первым ведь будет построен как раз сердечно-сосудистый центр…

В свое время, еще в советские времена, был разработан проект крупномасштабной застройки Камской долины, но реализован, к сожалению, не был. И теперешний проект я не могу однозначно оценить. В Камскую долину планируют перенести не только сердечно-сосудистый центр, но и другие важнейшие медицинские учреждения. Например, перинатальный центр, медицинскую и фармакадемии. Но, учитывая пробки на Камском мосту, мы можем получить не только снижение эффективности работы учреждений, но и социальное недовольство, особенно в первые годы. Кроме того, насколько мне известно, в Камской долине существуют проблемы с грунтами. Да и к тому же эта площадка не вполне безопасна с точки зрения затопления. Экстренная помощь, по моему мнению, должна находиться в центре города. А вообще, я надеюсь на лучшее, ведь не за горами пересадка сердца – это единственная операция, которую мы пока не делаем.

– Кардиохирургия – одна из самых «тяжелых» специальностей медицины. Расскажите, пожалуйста, о каких-нибудь наиболее сложных случаях, с которыми пришлось сталкиваться вам как оперирующему хирургу.

– Таких случаев очень много. Институт сердца делает сложные, действительно высокотехнологичные операции. Например, в 2007 году мы прооперировали 140 детей первого года жизни. Оперируем мы и новорожденных с разного рода сердечными патологиями, причем достаточно часто. Например, 8 февраля сделали операцию новорожденному: расширили проток, дали ребенку возможность жить. Ему, конечно, предстоит еще операция и даже не одна, но на данный момент помощь, которая была экстренно необходима, ему оказана.

Вообще же чаще всего приходится оперировать людей с ишемической болезнью сердца. Средний возраст пациентов с ИБС – 40-50 лет. Духовная специфика работы кардиохирурга – то, что он, условно говоря, «моделирует» на операционном столе смерть. Вот мы в день проводим десять операций на открытом сердце, останавливая его, естественно. Человек не может жить без сердца, без этого самого совершенного мотора в природе. И мы каждый раз ощущаем эти трогательные минуты, минуты остановленного сердца. Поверьте, это особое, ни с чем не сравнимое чувство. Говорят, врач – это первый человек после бога… Может быть. Это удивительная работа. Такое делают только кардиохирурги.

– Но иногда запустить его все-таки не удается…

– Да, иногда не удается. Но отрицательный опыт для хирурга, как бы это ни звучало, это тоже опыт. Высокий профессионализм врача – вот что в первую очередь важно. Это именно тот случай, когда количество переходит в качество. Смертность у нас по результатам операций действительно ниже среднеевропейской.

– Бытует мнение, что медики, особенно хирурги, – люди циничные. Как вы к этому относитесь?

Человек, который спасает жизни, циничным быть не может. И не должен. Хотя «распускать сопли» над каждым умершим пациентом мы не имеем права. Это обратная крайность, недопустимая для хирурга.

– Вероятно, женщины среди кардиохирургов редки?

– Редки, но встречаются. У нас работают три женщины-кардиохирурга. И хорошо работают. Я склонен полагать, что все зависит только от степени профессионализма.

– Вам тяжело совмещать работу организатора и хирурга?

– Нет, не тяжело. Я думаю, что руководить таким учреждением, как Институт сердца, приятно, но это должен делать специалист. Причем обязательно практикующий, тот, который может выстроить стратегию развития учреждения. В этом смысле я ученик своего учителя – Евгения Антоновича Вагнера. Он был руководителем и оперировал каждый день. На мой последний день рождения, 2 февраля, губернатор преподнес мне замечательную ручку и извинился, что подарил не скальпель. На что я ему ответил, что ручкой я тоже пользуюсь с удовольствием, причем не меньше двух часов в день. Хотя, вообще-то, каждый должен все-таки заниматься своим делом. Как говорил Конфуций, для всеобщего блага пусть правитель будет правителем, работник – работником, отец – отцом, сын – сыном…Этого достаточно. Но бумажной работы, в том числе и научной, мне уже не избежать.

– Какой у вас стиль руководства?

– Достаточно жесткий. Но это специфика нашей профессии. Как говорил опять-таки Евгений Вагнер: «В хирургии должен быть диктат руководителя, иначе начнутся вакханалия, неоправданные ошибки». А позволить себе распускаться мы не можем. Потому что от нас зависят не абстрактные, а совершенно конкретные человеческие жизни.